Теперь я сама говорю, что гастарбайтер — и ничего не стесняюсь
Как маркетолог из Сибири смогла лучше понять мигрантов из Узбекистана
У маркетолога и пиар-специалиста Юлии Ивановой из сибирского Братска — китайские, японские и украинские корни. В детстве ее дразнили и принимали за иностранку. Но Юлия очень любила родную Сибирь и совсем не хотела оттуда уезжать. Когда несколько лет назад Юлия перебралась к мужу в Подмосковье, ей было очень сложно привыкнуть к новому дому. Она не могла и представить, что после 2022 года окажется в Узбекистане — и новый переезд поможет ей переосмыслить многие вещи о себе и о работе. «ПРЕСС-ЛАЙНУ» Юлия рассказала, как сталкивалась с ксенофобией в России, почему ей сложно было найти новую работу в новой стране и как неожиданно она помогла местным чиновникам построить профессиональное сообщество.
Решение уехать в Узбекистан за меня принимал муж. Думал он недолго, мы даже не советовались. Кто знает, что бы мы делали, если бы он со мной этой обсудил. Но, честно говоря, в сентябре 2022 года было так много вещей, которые смущали и пугали, что жизнь в Узбекистане — да вообще где бы то ни было — не казалась мне принципиальным вопросом.
Переезд дался мне тяжело: я очень привязываюсь к своим вещам. Как сейчас помню, муж уже был в Ташкенте, а я на самолете вывозила 89 килограммов багажа. Мы были с маленькой дочкой, это два багажных места, значит, 46 — плюс еще две ручной клади, это 66. И одно багажное место докупили: всего 89. И все заполнили. Плюс на мне коляска и ребенок. И я со всеми этими вещами… Еле-еле вытащила весь этот скарб из аэропорта.
Мне всегда так сложно что-то оставить любимое и дорогое! Я потом еще несколько раз летала в Россию и каждый раз набирала примерно по столько же вещей.
У моего мужа два взрослых сына. Когда объявили мобилизацию, он посчитал, что они не в безопасности, да и сам он в зоне риска как офицер запаса. Ехать решил немедленно — а Узбекистан выбрал, потому что был там накануне, и ему предлагали возглавить местное рекламное агентство. Он подумал, что что даже если у него не получится с собственным бизнесом, это неплохой вариант.
Плюс в Узбекистане стремительно развивался финтех, а он в России работал в основном с банками.
В России у мужа была консалтинговая компания по исследованию клиентского опыта, и рекламное агентство, одно из старых и авторитетных. У него осталось российское подразделение, команда продолжила работу, но уже без него. Часть сотрудников он перевел в Ташкент.
Когда я ехала в Узбекистан, я вообще ничего о нем не знала. Только что здесь очень жарко. Я не была против поработать в другой стране. Но я совсем не думала о Центральной Азии, скорее, как водится, про Европу, или где-то, где тепло: Таиланд, Бали. Хотя сейчас вот (мы разговариваем с Юлией в конце ноября – прим. ред.) в Узбекистане тоже, конечно, плюс 17! Но я все равно хожу в термобелье и шарфе.
«Один пиарщик в штате — ну что это такое»
Когда я только переехала, было тяжело. В Ташкенте как раз началась хмурая погода, хотя еще совсем недавно все ходили в шортах и майках. Но у меня была работа, мы быстро нашли коворкинг, муж начал заниматься вопросами бизнеса — было не до грусти. Ну и поддерживала наша маленькая дочка: она родилась в пандемию, и скрасила сначала нашу самоизоляцию, а потом, получается и релокантские будни.
Первое время я работала удаленно. У меня в России было свое пиар-агентство и последние несколько лет мы сотрудничали только с одним крупным клиентом, а ему было все равно, откуда я выхожу на связь.
Мне очень хотелось найти что-то новое вне России, в Узбекистане. К тому же доллар вырос, и получать доход в рублях было уже невыгодно. Но слезть с контрактов было тяжело. Найти стабильную работу я смогла только к концу 2024 года.
Мне казалось, с моим опытом я легко найду что-то для себя. Но в пиаре здесь ценится знание узбекского языка. А я на нем не говорю.
Дело в том, что пиар в Узбекистане — это часто буквально один пиарщик в штате. Ну что это такое? За редким исключением даже крупные компании не понимают, что нужно хотя бы еще пару человек. И конечно, если сотрудник только один, нужно, чтобы он знал узбекский. Интересно, что это касается не только местных: то же самое было и с местным Яндексом: мне предложили к ним пойти, но нужен был язык.
Я все это понимаю — но я лично не согласна, что незнание узбекского должно мешать.
Почему я его не учила? Он очень сложный и здесь нет устоявшейся методики изучения его для взрослых. У меня есть подруга-филолог, так даже она попыталась учить, и поняла, что это чересчур.
Ташкент — очень русскоязычный город, тут много и русских, и людей других национальностей, которые переехали сюда еще после Второй Мировой. Конечно, молодежь знает русский реже, но зато они свободно говорят по-английски — собираются поступать в Европу, Корею или Малайзию. Про Россию они и не думают. Хотя у меня в окружении есть и девушки, которые мечтают переехать в Москву.
В быту незнание узбекского мне совсем не мешает, в Ташкенте точно можно жить без него. Я изредка страдаю только если курьер не знает, как меня найти. Бывало даже, что я звонила своей коллеге и соединяла ее с курьером, чтобы она могла всё объяснить.
Русского в Узбекистане все еще много — и, думаю, закончится это нескоро. Госорганы все говорят на русском, я знаю одного большого чиновника, который вообще не знает узбекского и принципиально говорит на русском на разных мероприятиях, даже не извиняясь. Ну и опять же — я вот не могла претендовать на позицию пиар-директора из-за незнания языка, но я точно знаю здесь много пиар-директоров, которые не говорят на узбекском. Главное, чтобы в команде были узбекоговорящие люди.
В жизни я ни с какой агрессией из-за того, что не знаю узбекский, никогда не сталкивалась. И вообще отношение к русским, как мне кажется, здесь вполне теплое.
Попытка интеграции в местное сообщество
Первые месяца три-четыре мы с мужем активно ходили на релокантские тусовки: все делились историями, как они приехали, и тому подобное. Но я хотела почувствовать себя частью местного общества — и устроилась волонтерить в Министерство цифровых технологий Узбекистана.
В России я занималась в том числе построением разных профессиональных и тематических сообществ. В Ташкенте местный IT-парк запускал и набирал волонтеров — им какой-то советник сказал, что это необходимо, но никто не понимал, что и как нужно делать. Я подумала, что это классная штука, чтобы найти людей, интегрироваться, завести знакомства. Я занималась контентом, мы вели соцсети, организовывали мероприятия, я запустила сайт, помогала с коммерческими предложениями.
У меня была команда совсем молодых ребят, которые говорили на русском, узбекском и английском. Им всем было всего по 17-18. Удивительно, что не все они знали русский, но умудрялись делать контент на этом языке. Я даже не знаю, каким переводчиком они пользовались: Яндекс, например, плохо с этим справляется. Люди постарше, конечно, говорили на русском, но основная коммуникация у нас происходила на английском, чтоб всем было комфортно.
Это был замечательный опыт. А ещё я придумала, что мы будем рассказывать об IT-сфере в разных регионах — и всем понравилась эта идея, мы реально поехали по всей стране. Порой мне не хватало сил, но где-то 10 городов я посетила. И в Бухаре была, и в Самарканде, и в Хиве, и в более мелких городах. Хочу еще на Аральское море обязательно!
А еще очень здорово оказалось в Ташкенте с культурой. Это столичный город, и я ценю это — особенно на контрасте с тем, как в последние годы мы жили в Подмосковье. Там мы выбирались в центр Москвы крайне редко, и то — обычно по делам или в магазин.
Здесь же все рядом, событий много, такси недорогое, в любое место доезжаешь за полчаса. У меня есть в Ташкенте любимый андеграундный театр, у них классные спектакли, в том числе на близкие россиянину темы, про войну, эмиграцию. Мне нравится, что здесь такое возможно — и я смотрю у них все, что могу, тем более они наконец стали продавать билеты онлайн. Да и для дочери здесь много разных занятий, в кукольный театр ходим, никаких проблем с досугом.
Мы гораздо чаще, чем в России, посещаем здесь какие-то события. Сюда еще часто ездят наши звезды — сейчас вот на Меладзе разобрали все билеты, хотя у него два концерта подряд.
Когда мы общаемся с местными, стараемся острых тем не поднимать, но, когда мы только переехали, я, по-моему, чаще встречала людей, которые ориентируются на Россию — потому что смотрят наши телеканалы, особенно возрастные люди. У нас с ними восприятие разное. Они граждане другой страны — и они не чувствуют того, что чувствую я.
Я так однажды пришла в парикмахерскую покрасить волосы и мастер обсуждала со своей подружкой, какой Путин молодец. Как сейчас помню, я отдала 150 долларов — это был самый дорогой мой поход в салон, а покрасила она меня ужасно. Я с тех пор стараюсь следить за тем, что думают мои мастера, и если что-то такое вижу или чувствую, то туда больше не хожу.
Еще из того, что тревожит — сильная исламизация. Особенно на фоне конфликта в Палестине. Только один наглядный пример — тут одно время работал ресторан еврейской кухни, но в октябре 2023 они резко поменяли концепцию.
Если человек свой — нельзя ему сказать, что он неправ
Я жила в трёх местах — в Братске, в Иркутске и Подмосковье, куда переехала к мужу. Если сравнивать, у меня от Ташкента ощущение смешанное: по городскому устройству и неухоженности он местами напоминает мне Братск, по магазинам и контрасту старого жилья и новостроек похож на Иркутск, а по претензии на столичность — все эти небоскребы, рестораны, бутики — на Москву. Кстати, многие дорогие рестораны здесь принадлежат московскому бизнесмену Аркадию Новикову, это только усиливает сходство с Россией.
В сфере реклама и маркетинга, честно, люди здесь работают примерно так, как у нас было принято в условном Иркутске лет десять назад. При этом стоимость услуг совсем не иркутская! Разница в профессиональном общении, в подходах иногда раздражает. Я часто сталкивалась с тем, что люди в глаза говорят: да, все сделаем. И ничего. Или, допустим, агентство, с которым я работаю, никак не реагирует на мою критику, а ждет, что скажет наш главный. Если ему понравится, то они просто не станут обращать на меня внимание.
Вообще, избыточное уважение к старшим — это то, что для меня показывает наши различия сильнее всего. Ладно еще не сказать свое мнение, потому что это якобы невежливо. Доходило до того, что у нас на маркетплейсе молодые парни, которые там работают, принимали вещи у пожилых людей, даже если они не подлежали возврату. Знали, что их оштрафуют, что это не положено — но отказать старшему не могли.
Еще проблема с семейственностью. Я видела, что исполнители на одной из работ, где я в итоге не задержалась, плохо выполняют свои обязанности. А мне руководство говорит, что это я просто не умею с ними работать. Потом я познакомилась поближе с одним исполнителем, и оказалось, он был «свой», его по знакомству устроили через самых топов. Для Узбекистана это очень важно — раз он свой, ему нельзя сказать, что он не прав. А я не такая! Я не могу видеть что-то подобное и молчать.
С другой стороны, я вообще не скучаю по Москве со всей ее рабочей культурой. Мне сейчас она кажется чужой — и все люди, которых я видела там раньше. Да и по России в целом тоже не тоскую — отпустило и пока туда совсем не тянет.
Недавно мы, наконец, продали свою квартиру в Черноголовке. Вывозила оттуда очередные 89 килограммов вещей, и с собой забрала чайник. Он до сих пор работает. Каждый раз на него смотрю и думаю, что он и создает мне ощущение дома. Правда, если он сломается, даже не знаю, что буду делать.
«Раньше я злилась, а теперь чувствую их»
Когда муж только переехал, он захотел читать лекции, в России он часто этим зарабатывал. Я ему помогла настроить рекламу на сайт в соцсетях. И целевая аудитория, которую я сама выбрала, обрушилась с руганью. «Валите в свою Россию, мы вам тут не рады». Я заходила в эти комментарии и мне хотелось плакать, невыносимо! Я закрывала глаза и не глядя удаляла все это. При этом все, кого мы встречали на профессиональных тусовках лично, наоборот говорили — да, повод из-за которого вы приехали, плохой, но мы так рады, что вы тут. Вот такой контраст!
Сейчас муж учится здесь в Executive MBA — кстати, на русском. Потому что это коллаборация с польским университетом, который переехал сюда из Беларуси. И там среда, очень серьезные мужчины за сорок, и все мужа тоже отлично приняли.
Вообще Ташкент — мультикультурный город. Сюда много специалистов приезжает работать в финтехе и золотодобывающей индустрии — европейцы, китайцы, корейцы. В реальной жизни, а не в интернете, никакой межнациональной розни я не вижу.
В России совсем другое дело. Однажды я прилетела туда, чтобы вывезти очередную порцию вещей, а незадолго до этого был теракт в Крокусе. И грузчики ко мне приехали такие грустные, расстроенные — их на каждом шагу останавливали, грубили. Очень им сочувствовала.
Или я в составе узбекистанской делегации ездила в Россию на конференцию. Всех мальчиков-узбеков забирали в аэропорту и держали по три часа, проверяли очень неприятно, телефоны смотрели, допрашивали. Честно, на их месте я бы просто развернулась и уехала обратно.
Да что там молодые ребята: муж рассказывал, как его знакомый, который учится тоже на MBA в России, каждый раз в аэропорту мучается. А он может себе позволить 25 тысяч долларов за учебу отдать!
Всю эту ксенофобию я ощутила в России еще до Крокуса. У меня корни китайские и японские, а в Москве меня постоянно считали буряткой, глупые вопросы задавали. Хотя сами буряты принимали за иностранку. Так я на Родине чувствовала себя как мигрантка.
В детстве меня тоже дразнили по-разному. Корейцем, бурятом и как только не называли — только из-за того, что разрез глаз непривычный. Дети вообще очень жестокие. Но всё-таки по сравнению с Москвой там, где я выросла — в Братске и Иркутске — ксенофобии было меньше. Мы сами еще в 2007 году в Братске приютили у себя женщину из Ташкента. Она сначала приехала к нашим соседям, тоже узбекам. Пара давно жила, еще с девяностых, но они впервые увидели друг друга только в день свадьбы и характерами не сошлись, постоянно скандалили, конфликтовали. И подруга, которая к ним на заработки приехала, просто не смогла с ними жить, она попросилась к нам, мы ее приютили в отдельной комнате.
Вообще раньше много специалистов из Узбекистана приезжали именно в Сибирь, у нас хорошо платили. И врачи были отличные. Эта женщина тоже сдала аттестацию — вижу иногда в местных пабликах, ее рекомендуют как детского врача.
Когда я переехала в Узбекистан, я стала лучше понимать мигрантов, и даже когда приезжала в Москву и видела курьеров, мы с ними могли обсудить что-то, они узнавали, что я переехала в Ташкент, и очень удивлялись, воспринимали меня как землячку. Они мне стали как-то ближе и роднее. Муж то же самое говорит: когда был в Польше, там таксисты тоже с узбекскими именами, и они друг с другом разговаривали, шутили вместе, понимали всё.
Я раньше постоянно злилась, что мигранты как-то тупят, медленно ездят в доставке. А теперь я чувствую их — и знаю, что когда, например, инструкции для курьеров пишутся на их языке — это супер классно. Мой мигрантский опыт позволил это переосмыслить.
Теперь я в Узбекистане сама говорю, что гастарбайтер, и не стесняюсь ничего. Хотя здесь как раз никто меня ни о чем обычно не спрашивает. Я о том, откуда я, даже забываю совсем. Как-то в Самарканде была, и там мужчина, который до этого говорил с другими по-узбекски, обратился ко мне по-русски. Я спрашиваю: как вы догадались. А он смеется: так на вас худи, где по-русски написано!
Ещё истории
Дружить в Узбекистане проще
На самом деле у меня много идентичностей. Я часто об этом думаю с тех пор, как переехала. Знаю, что у меня и украинские корни есть. Бабушка моя встретила мужа, у которого отец был китайцем — его репрессировали якобы за шпионаж в пользу японской разведки. А сам дедушка служил в Севастополе, потом они с бабушкой строили разные ГЭС по всему Союзу, да так и остались в Братске. Про японскую линию вообще мало что знаю, только бабушка по папиной линии перед смертью сказала, что ее отец был японцем, сама она росла в интернате.
Я думаю, все это важно изучать и исследовать, особенно в контексте истории репрессий. И благодаря таким сложным корням мне сложно воспринимать строго любые границы и национальности. Но при этом я всегда соотносила себя с Россией и считала себя русской. Я не стесняюсь этого, но и не горжусь. Просто такой факт.
Мне кажется, у русских, которые давно живут в Узбекистане, уже скорее узбекский менталитет. А российского релокантского сообщества в Ташкенте сейчас уже почти не осталось. Хотя россиян по-прежнему много, наш банк, например, активно их нанимает и привозит в Узбекистан.
Иногда бывает, что профессиональные мероприятия состоят из релокантов полностью, и мне приходится специально искать местных спикеров, например, про маркетинг или клиентский опыт. Это сложно. Не потому, что их нет, а потому что у меня есть привычные контакты, и я уже знаю, кто хороший специалист. Но стараюсь — чтобы потом не говорили: опять у вас эти тусовки релокантские закрытые.
Я бы, может и хотела больше знакомиться с местными, дружить. Но я интроверт и у меня не очень это получается. Хотя даже так у меня здесь куда больше друзей, чем было в России. Там я постоянно переезжала, и хотя я не против общения на расстоянии, люди, по-моему, так толком не умеют дружить. Здесь же гораздо проще встретить и поддержать отношения, и люди к этому открыты.
Я замечала, что сейчас в Узбекистан приезжают люди, которые эмигрировали оттуда еще при президенте Каримове. И вот они спустя 25 лет возвращаются уже на пенсию и прекрасно живут. И я люблю представлять, что тоже на пенсии вернусь в Россию, потому что все равно люблю её.
Страна, у которой есть будущее
Я часто думаю о том, как оказалась здесь и как к этому отношусь. Я думаю, если бы мы с мужем осознанно выбирали, я бы настаивала на Казахстане — я там уже была и лучше его понимаю. Но я ни о чем не жалею.
Тут все понятно, классно. Погода хорошая — хотя с экологией не очень, топят теплицы непонятно чем и воздух очень грязный. Надеюсь, что с этим что-то сделают. Тем более что на это обращают внимание местные блогеры. И это работает.
Общественный негатив может реально привести к изменениям. Это очень здорово — люди обращают внимание на проблемы, набирают подписчиков и влияют на решение этих проблем. Мнение блогеров и общественников здесь значит куда больше, чем в России.
Правда, я все равно вижу в местной политике авторитарные тенденции. Шавкат Мирзиёев переписал под себя конституцию пару лет назад. Но лично мы с мужем к этому относимся спокойно: понятно, если все сильно станет хуже, мы просто уедем. И, честно говоря, я не готова во всем винить нынешнюю власть: мне, например, нравится, что у нынешнего президента дочери публичные, инициативные, прогрессивные, круто представляют Узбекистан на мировом рынке. Мне кажется, это неплохая идея, что они так продвигаются, пусть даже они дочери президента — главное, что они обе правда суперклассные. А у предыдущего одна сидит за коррупцию, другая не может найти себе применения, а внучка живет в России сейчас и ходит на какие-то реалити-шоу.
Конечно, в Узбекистане огромная разница между провинцией и столицей. Люди местами очень бедно живут. Хотя и в Ташкенте такое встречается: я вот сейчас ходила мусор выбрасывать, и там возле контейнера дети совсем маленькие слушают громкую музыку и сортируют мусор, поют песни. Думаю: господи, ну и контрасты!
Мужу в Узбекистане очень нравится: он общается с элитой местного бизнеса, везде выступает, все его зовут, на встречах в банках к нему прислушаются. Он сейчас делает рейтинг узбекистанских банков. Мне даже интересно, много ли будет хейта — это ведь “иностранец судит наши родные компании!”.
Удивительно, что муж так сильно интегрировался — и при этом хочет все бросить и рвануть во Францию. Его брат уже туда переехал по открытию бизнеса. Но я, по-моему, новые поиски просто не переживу, хотя во Франции мне и понравилось. Посмотрим, сможет ли он меня переубедить.
Тем более что у Узбекистана явно есть будущее. Это страна стремительно развивается, тут прирост населения 800 тысяч в год. Где такое в Европе вы видели? По-моему, это круто — как и тенденция, что большинство молодых нацелены на прогресс, на IT-индустрию. Из этого точно что-то должно получиться. Как минимум все мои коллеги в банке — огромные таланты, и разработчики, и пиарщики. И вся наша компания тоже развивается: трехкратный рост за год, супер крутые результаты. Я не только ощущаю это, но и многому учусь у своих коллег.
Я легко могу себе представить, что моя дочь будет расти в Узбекистане. Я очень сильно привязываюсь к местам и вещам, и не очень сейчас хочу куда-то еще. Хотя муж, наверное, так не думает — и всё время говорит, что мы отсюда рано или поздно уедем. Я пока просто на это смотрю и не загадываю, чем закончится это противостояние. С другой стороны, я и когда в Черноголовке жила, и в Иркутске, всегда думала, что там останусь на всю жизнь. Кто знает, как будет на самом деле.