Адвокат Юлия Кулинская: «Не каждый, кто был привлечен к уголовной ответственности, – виновен»

Глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин раскритиковал коллег из-за роста числа оправдательных приговоров. По данным статистики, за 2021 год российские суды оправдали менее 1 процента обвиняемых, что, по мнению Бастрыкина, недопустимо много. О том, что на самом деле означают эти цифры, «ПРЕСС-ЛАЙН» поговорил с красноярским адвокатом Юлией Кулинской. Она уверена, что не каждый, кто был привлечен к уголовной ответственности, – виновен.

— Юлия Викторовна, почему становятся возможными ситуации, когда человек на самом деле не причастен к преступлению, но его всё равно делают виновным?

— Небожителей нет. В правоохранительных органах работают обычные люди, которые тоже совершают ошибки. И если, например, сразу после возбуждения уголовного дела вина подозреваемого в совершении преступления кажется очевидной, то в ходе следствия (оно идет не месяц и не два — прим. авт.) все может измениться.

— То есть для системы непростительно, если человек окажется невиновен из-за ошибки или недоработки следователя?

— Конечно. По делам небольшой и средней тяжести следствие не торопится предъявить обвинение и избрать меру пресечения, и, хоть и сложно, и долго, после продолжительной работы, но защите удается добиться прекращения дела за отсутствием состава или события преступления. А по особо тяжким составам (преступления, предусматривающие наказание свыше 10 лет лишения свободы — прим. авт.) мера пресечения, как правило, сразу избирается в виде заключения под стражу. В этом случае подозреваемый переходит в статус обвиняемого не позднее, чем в течение 7 дней после того, как отправится в изолятор. К уголовной ответственности был привлечен человек, который преступления не совершал. Прекратить уголовное дело в понимании следствия совершенно невозможно. Это сразу недочет в работе следователя и такой вариант следствием даже не рассматривается. Поэтому дело будет при любой доказательственной базе направлено на рассмотрение в суд.

По статистике в Российской Федерации за первое полугодие 2021 из тех, чьи дела рассматривал суд присяжных, оправдано 31% обвиняемых, при этом профессиональными судьями — 0,3%.

— Возвращаясь к статистике. Не совсем понятно, как 1% оправдательных приговоров от общего числа дел может быть настолько критичным, что об этом нужно заявлять на всю страну. О каких делах идет речь?

— В основном, это дела, рассматриваемые судом присяжных. При этом, за 1 полугодие 2021 года судом присяжных рассмотрены дела в отношении 458 подсудимых. А это очень мало: ведь право выбрать этот суд было у 2 000 человек (обвиняемых в убийстве, в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего и др. — прим. авт.).

— Почему же суд присяжных выбирает только 25% из тех, кому это разрешено законом?

— Во-первых, не все обвиняемые, кто может выбрать суд присяжных, считают себя невиновными. Во-вторых, суд присяжных – это такая форма судопроизводства, где особая роль отведена защите, и эта работа очень отличается от привычной для адвоката работы в суде с профессиональными судьями. Не все к такой работе готовы.

— Доказывать невиновность в суде присяжных сложнее?

— Выбор суда присяжных – это для обвиняемого, считающего себя невиновным, фактически единственный шанс на оправдание. Так, по статистике в Российской Федерации за первое полугодие 2021 из тех, чьи дела рассматривал суд присяжных, оправдан 31%, при этом, профессиональными судьями оправдано 0,3%.

— Что происходит, когда суд присяжных выносит оправдательный вердикт?

— На основании оправдательного вердикта суд выносит оправдательный приговор. К сожалению, большая часть из этих оправдательных приговоров отменяется судом вышестоящей инстанции. Так, в 1 полугодии 2020 было отменено 89% оправдательных приговоров.

— У Вас была практика работы в суде присяжных?

— Да, сейчас я работаю в суде присяжных: дело как раз вернулось на рассмотрение после отмены приговора, постановленного на основании оправдательного вердикта.

— Работа адвоката в суде присяжных стоит недешево?

— По этому делу я работаю по назначению: сначала следователя, теперь – суда.

— Но существует мнение, что так называемые государственные адвокаты хуже выполняют свою работу, часто относятся к ней недобросовестно из-за низкой оплаты.

— К сожалению, это позиция, которая активно транслируется. Если адвокат принимает решение брать дела по назначению, он обязан оказывать своему Доверителю квалифицированную юридическую помощь. И никакого значения не имеет, кто ему эту работу оплатит: Доверитель или государство.

— Персонаж Валентина Гафта в фильме «12» сказал: «Адвокат не мог защищать, мальчику было нечем платить». Для адвоката размер оплаты его услуг все же играет роль?

— В обществе действительно сложилось убеждение, что адвокат не будет работать бесплатно. Но адвокату по назначению вознаграждение выплачивает государство. Это, бесспорно, не тот уровень гонорара, который адвокат получает по соглашению. И для того, чтобы получить вознаграждение, адвокат еще должен предпринять усилия. Каждое второе постановление об оплате о взыскании вознаграждения я вынуждена обжаловать: следствием и судом существенно занижаются установленные законом суммы вознаграждения адвоката. Так, в 2020 году я осуществляла защиту по двум делам по назначению следователя следственного комитета, и для того, чтобы получить вознаграждение, я была вынуждена направить батарею жалоб в суд и принять участие более, чем в 10 судебных заседаниях. Работа по взысканию вознаграждения за осуществление защиты по назначению адвокату не оплачивается, и, в целом, необходимость работы по взысканию итак небольшого вознаграждения унижает человеческое достоинство.

— Тогда почему Вы, имея обширную практику и солидный адвокатский стаж, работаете, в том числе, и как «государственный» адвокат?

— Защита по назначению – это уникальная возможность для адвоката выйти за рамки своей практики. Адвокат и доверитель в делах по назначению не выбирают: дело распределяется адвокату случайным образом. Доверитель попадает в такую ситуацию, когда ему больше никто, кроме этого адвоката, помочь не может. Так, в деле по назначению я впервые зашла в суд присяжных. По соглашению я бы такое дело не взяла, направив потенциального доверителя к коллеге, уже имевшему опыт работы в суде присяжных.

— Часто можно услышать, что государственные адвокаты работают в паре со следователем, и это предполагает для человека, попавшего за решетку, не самый лучший исход. Доверяют ли Вам подзащитные?

— Задержание – это стрессовая ситуация для любого, особенного для того, кто точно знает: помощи не будет – родственников, которые направят адвоката для защиты, нет. Есть подзащитные, у кого слишком развито чувство вины. И на этом успешно играет следователь, буквально вкладывая нужную и удобную для следствия версию произошедшего в голову подозреваемого. Первая встреча адвоката по назначению с подзащитным происходит в среднем через 2 суток после того, как с ним начнет работать следователь. К этому времени следователь, особенно если он неплохой психолог, уже становится родным. И вот пришел адвокат – совершенно постороннее лицо, адвокат этот еще и «государственный», доверия к нему никакого нет. Иногда часами приходится работать с подзащитным, чтобы он рассказал истинную картину произошедшего, а не то, что было успешно «вшито» в его подкорку следователем. Бывает и так, что стена недоверия на первой встрече непробиваема, и от подзащитного слышишь только показания как заученный урок. Как правило, это люди, которые действительно страдают, и у них легко вызвать чувство вины.

Миллионы россиян постоянно чувствуют себя в чем-то виноватыми. Это едва ли не национальная черта — особенность, которая присуща именно русскоговорящим людям, где бы они ни жили. И, если чувством вины злоупотреблять, оно становится хроническим. Как считает доктор наук, социальный психолог, профессор Колумбийского университета (США) Светлана Комиссарук, чувство долга и чувство вины — очень глубокий культурный код, который передается из поколения в поколение.

— А если говорить о делах по соглашениям, когда лучше всего обратиться к адвокату? Как Вы берете дела?

— Конечно, чем раньше адвокат войдет в дело, тем более цельной будет проработка позиции. Если говорить о делах, рассматриваемых судом присяжных, то крайняя стадия, когда я могу вступить в дело, — этап формирования коллегии присяжных заседателей. Есть мнение, что основная работа адвоката – это прения сторон (выступление прокурора и адвоката после окончания представления доказательств – прим. автора), и, в частности, по делам, рассматриваемым в суде присяжных, ко мне часто обращаются на стадии подготовки к прениям. Я вынуждена отказывать: защита готовится к прениям, начиная с того момента, как вступает в дело, и, конечно, весь этап судебного следствия (этап, когда представляются доказательства – прим. автора), позиция защиты корректируется в ходе судебного следствия, с учетом этой позиции защита представляет доказательства, и выступление адвоката в прениях – это не просто спич оратора, а результат работы адвоката по делу в целом.

— Адвокат – это призвание или профессия?

— В зависимости от того, какие дела находятся в моем производстве, строится и вся моя жизнь. Так, работая по делу, где необходимо было понять, как наносятся и принимаются удары в драке, я пошла на курсы самообороны. Много лет работая в области защиты прав детей, я пришла к выводу, что мне необходимо педагогическое образование. И в феврале, надеюсь, получу диплом педагога. Я никогда не ухожу с работы. Каждая незначительная деталь повседневной жизни может стать инсайтом, который я потом использую в работе над кейсом. Мои Доверители – это не клиенты, это люди, с которыми мы вместе проживаем целую жизнь, длиною в год, два, иногда — пять лет. Адвокат – это жизненная позиция.

Беседовала Эльвира Долговых