Российский политический язык — грубый, площадной, похабный

О ЯЗЫКЕ И ЯЗЫКОЗНАНИИ:

— Гасан Чингизович, что такое политический язык?

— Политический язык — это важнейшее средство организации консенсуса в обществе, ультимативное средство организации общественного согласия. Там, где нет политического языка, не может быть общественного согласия. Организация политического языка политическими же методами — это вырабатывание каждый день в каждодневной дискуссии в печати, на радио, телевидении, в спорах на работе — везде — способов общественного согласия и общественного поведения.

— А политическое языкознание?

— И политическое языкознание — это такая фундаментальная дисциплина, которая существует на стыке политики, социологии, собственно языкознания, литературоведения. Очень важно в этой теме обозначить ее не абстрактно-теоретический, а экзистенциальный смысл. Политический язык всех нас объединяет. Это не то, что существует вне нас, это то, что существует между нами. И важно понять, в какой мере мы можем говорить о том, что между нами — между центром и регионами — есть общий язык.

О СОВРЕМЕННОСТИ:

— Гасан Чингизович, что происходит с политическим языком сегодня?

— Политический язык на памяти одного поколения за четверть века трижды менялся. Позднесоветский политический язык, потом язык перестройки, потом постсоветский. Сейчас мы выходим из этой фазы, и важно понять, как ее анализировать и понимать, а также, для страны это главное, как его преподавать. Сегодня политический язык частично уходит от своего прошлого состояния, а частично возвращается к нему.

— Кто создает политический язык?

— В создании политического языка, так или иначе, мы все участвуем, причем иногда мы участвуем в его создании, ничего не делая. Правда, негативно. Есть люди, которые считают, что это какая-то муть, которая не должна интересовать нормального человека. А занимаются этим пропагандисты, люди, которые берут на себя смелость объявлять себя умным среди дураков.

— Значит, нормальный человек тоже формулирует политический язык?

— Да, именно, хотя нормальному человеку это якобы все безразлично, он живет в настоящем мире, а политический язык — для дураков или даже негодяев. Это очень опасная позиция, потому что именно она и позволяет людям из каких-то своих корыстных интересов манипулировать сознанием других людей.

— То есть его сегодняшняя функция — манипуляция?

— Политический язык действительно может быть языком манипуляции, если от нас не требуют никаких мыслей, социальной, общественной, политической критики, какого-то действия. Политический манипулятивный язык требует от нас заучить какие-то формулы и бездумно их повторять. Таких формул очень много. Например, есть такая политическая формула: «Всякий, кто критикует правительство, раскачивает лодку и нарушает единство». Это совершенно антиполитический тезис, который на самом деле утверждает: всё, всех, кого хотели, уже выбрали и приняли, а ваше дело — подчиняться и не вмешиваться. Потому что если мы критикуем, то критикуем уже как бы не его, а всю Россию. Эта установка является абсолютно контрпродуктивной, аполитичной, враждебной самому смыслу общественности и социальной жизни.

ПРИМЕР О ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРЕ:

— Каким же должен быть политический язык?

— Иногда люди говорят, что политическая речь должна быть строго литературной. Нельзя употреблять оскорбительных слов, и это, на мой взгляд, абстрактно правильно. Действительно, нужно критиковать идеи, а не людей. Но есть и другая сторона. Бывает так, что вы читаете, например, сообщение в печати о явных правонарушениях со стороны руководства страны. И эту публикацию никто не опровергает. Но ее игнорируют. То есть игнорируют высказывание, которое содержит в себе все признаки политической бомбы или заявления в прокуратуру. Допустим, СМИ сообщают о каком-то министре, что он злоупотреблял своим положением, пользовался инсайдерской информацией, чтобы завладеть какими-то денежными средствами. И если мы живем в обществе, которое терпит, что после такой публикации не объявляется расследование, то мы должны быть готовы к тому, что это отразится лично на нас.

— А каким образом это скажется на остальных? Может быть, это просто зависть к удачливому бизнесмену?

— Фактор зависти тоже может присутствовать. Но главное не в нем. Чиновник заработал свои сто миллионов, но из страны с такими чиновниками вывели десятки миллиардов. В обществе, в котором человек ведет себя политически ответственно, люди должны требовать административных выводов. Если существуют достаточные основания, чтобы начать расследование того, на каком основании и с помощью каких средств такой-то человек распоряжается непредставимыми средствами, а ничего этого не происходит, то есть заявление полностью игнорируется, то сам этот факт создает в обществе страшную напряженность и фрустрацию. Крепнет чувство, что с нами отказываются вступать в контакт как с представителями гражданского общества. Это тоже следствие отказа от политического языка. Политический язык нужен для того, чтобы провести дискуссию. Сам обвиняемый чиновник должен провести эту дискуссию и ответить на обвинения. Если мы этого не получаем, выходит, что тот, кого обвинили, грубой площадной бранью кроет тех, кто его обвинял, а у населения остается только одна возможность откликаться на такую политику — тоже матерная брань и насильственные действия. Там, где нет политического языка, начинается насилие с двух сторон.

О РАЗНООБРАЗИИ:

— Значит, политический язык в России существует в той форме, в которой вы его только что описали?

— В том числе. Но, на самом деле, он гораздо более многоуровневый. Очень разный политический язык в отношениях официальной России и окружающего мира. Есть люди, которые весьма осторожно высказываются по поводу России, есть люди, которые считают Россию традиционно авторитарным государством, не демократическим, а таким, какой была царская Россия до революции. Есть люди, которые считают Россию каким-то остатком Советского Союза. Есть меньшинство, небольшая часть, считающая Россию новым государством, в котором пока просто не удалось добиться того, чего добились бывшие социалистические страны Восточной Европы, где есть демократия, реальная многопартийная система, реальные выборы. Исходя из этих представлений, формируется международное общение.

Что касается внутрироссийского политического языка, то есть сферы, в которых у нас все-таки нет никакого тоталитаризма, нет тотального господства одной партии, мы можем высказываться о ней открыто, и пока еще за это высказывание нам ничего не делают. Беда только в том, что большинство таких высказываний проваливается в никуда, прокручивается впустую, не провоцируя никаких результатов.

— А что вы думаете о политическом стиле, он не слишком грубый у нас?

— У нас очень интересный и разнообразный политический язык — грубый, площадной, похабный, много брани, ругательств, сексизма. Причем в России все время сопротивляются политической корректности, называя ее лицемерием. Но лучше это лицемерие, чем то, что происходит. Потому что у нас и лицемерие есть, и грубость.

ОБ АВТОРИТЕТАХ:

— Политический язык как речевой акт может сам каким-либо образом изменять действительность?

— Политический язык может оказывать позитивное воздействие на общество. Но только в том случае, если в обществе широко признается авторитетность высказывающих суждения. У нас авторитетность людей определяется не их аргументами, заслугами, а просто фактом причастности к власти. У нас авторитет определяется по принципу уголовного мира. То есть он авторитет не потому, что он умный, а потому, что он главный бандит в этой шайке. И ему действительно можно все, потому что нет критики. У нас критику считают личным выпадом. А в переводе с греческого на русский, критика — это просто разбор, разбор полетов, высказываний. Критика должна быть везде.

О БАНЯХ:

— Но разве ее мало?

— Критики почти нет. А политический язык отличается от всех других языков тем, что мы все время находимся в состоянии взаимной критики. Мы критикуем основание наших разговоров, уровень нашей аргументации, словарь, которым мы пользуемся, уместность или неуместность той или иной фразы в том или ином контексте. Наши политики нашли себе прекрасное укрытие от критического обстрела и злоупотребляют безнаказанностью.

Допустим, я вам сейчас скажу, что для развития Красноярска нужны новые бани. «Но с чего это вы вдруг о банях заговорили, когда мы говорим с вами о языке, — скажете вы. — Ваши слова о банях сейчас неуместны». Вы подвергнете критике меня как человека, который переводит разговор на другую тему. Но ведь политики все время этим занимаются, разговорами о бане!

Давайте возьмем последние события — обсуждение в Госдуме нового драконовского закона о митингах. Что получается: Дума, избранная с явными нарушениями избирательного законодательства и в глазах значительной части населения обладающая весьма условной легитимностью, вместо попытки «встать на путь исправления» приступает к репрессиям против своих обманутых избирателей. Иначе говоря, парламент своими руками, своими решениями ограничивает политическое поле, толкает, скажем так, наиболее чувствительную часть общества к насилию. Эта коллективная провокация путем принятия актов, враждебных и духу и букве Конституции, тоже является переводом разговора на «бани»: от вас требуют честных выборов, а вы говорите, что ваши граждане неправильно толкуют слово «требовать».

ДЕТИ И ПОЛИТИКА:

— Нужно ли специально обучать людей общению на политическом языке? Как вы себе это представляете?

— Это крайне важно. Это должно начинаться с очень ранней ступени, когда у детей еще нет слов для понятия политики и политического языка. У нас с младых ногтей школа действует как репрессивное учреждение. То есть это учреждение постоянно репрессирует детей за то, что они чего-то не делают. А школа должна учить критиковать, она существует для того, чтобы отвечать на вопрос «почему?». Дети в школе должны учиться критически переспрашивать. Чем больше мы развиваем критику у маленьких детей, тем легче им потом учиться политическому языку.

О «КАРАМЗИНСКИХ СТИПЕНДИЯХ»:

— Одна из проблем языковой политики — это проблема недоверия. Люди слышат высказывание, и первая человеческая реакция — недоверие. Например, Центр гуманитарных исследований РАНХиГС при президенте РФ, в котором я работаю, разработал при поддержке Фонда Михаила Прохорова программу «Карамзинских стипендий». Фонд финансирует стипендиатов по нескольким направлениям гуманитарных наук. Конкурс совершенно открытый. Причем у красноярцев есть преимущества, при прочих равных условиях. То есть, если у кандидата из Красноярска и из любой другой точки России одинаковые баллы, то кандидат из Красноярска получит стипендию. Но вот, к сожалению, среди кандидатов не оказалось людей из Красноярска. Люди, молодые ученые, аспиранты, может, и услышали призыв подать работы и документы на конкурс. Но первая их реакция — это, мол, понарошку, не по-настоящему, там все по блату… Так вот, официально заявляю: в программе «Карамзинских стипендий» никакого блата нет. Так что советую всем, кого это касается, — доверяйте!

И лично у меня, помимо основной цели — обсуждения нового политического языка в СФУ — желание приехать сюда было связано с тем, чтобы пообщаться с аспирантами, молодыми кандидатами наук, чтобы кого-то из них подтолкнуть на подачу документов для следующего стипендиального цикла.

Беседовала Евгения ШЕЛКОВНИКОВА
Фотографии предоставлены Гасаном Гусейновым.